Во второй половине дня у подъезда пятиэтажки собралось почти всё население дома, в основном это были пенсионеры, которым до всего есть дело, задержавшиеся после обеденного перерыва люди средних лет, зеваки из соседних дворов, обитатели теплотрасс и  праздная молодёжь, жаждущая извлечь кусочек адреналина из любого мало-мальски значительного события.

Таким событием сегодня стало: ликвидация гигантского тополя с неимоверно толстым стволом и необъятной тёмно-зелёноё кроной.

Уже рокотала моторами подогнанная для этого техника, уже рабочие в оранжевых касках суетились в последних приготовлениях. Причину этой акции городские власти объяснили очень просто и доступно: «Во избежание падения дерева, в случае штормовых явлений, на линию электропередач».

Тополь был старый и рос здесь с незапамятных времён. Казалось, таким же могучим он был ещё задолго до появления самой пятиэтажки. Дерево имело свой индивидуальный характер и в зависимости от времени года, непредсказуемых проявлений сибирского климата по разному проявляло свой нрав. Весной благоухало терпким ароматом молодых, едва проклюнувшихся листочков, но ближе к лету засыпало ближайшие к подъезду асфальтовые дорожки и скамейки смолистой шелухой, доставляя немало мелких неприятностей жителям, вынужденным ежедневно скоблить подошвы от клейкой массы и тщетно бороться с такими же пятнами на одежде. Позже, к радости ребятишек и к несчастию аллергиков крона исполина взрывалась всепроникающим пухом. По настоящему страшен тополь бывал в часы штормовых бурь, тогда он сам становился участником стихии и, как будто дождавшись своего часа, вместе с дождём и ветром вступал в бешеную вакханалию. Под свист и завывание его верхняя часть изгибалась в разные стороны, угрожающе шумела и трещала, бросалась  сухими обломанными сучками. Обитатели последнего этажа пятиэтажки с ужасом слушали скрежет веток о стёкла окон, им казалось, что тополь, это оживший монстр, который настойчиво ломится внутрь квартиры.

Но бури и штормы проходили, а пух, смолистая шелуха на асфальте, такая мелочь по сравнению с ранним тихим июльским утром, когда, сквозь густую листву прямо в комнату проникает мягкий солнечный свет, он проникает не сплошным слепящим и жарящим потоком, а тщательно отфильтрованными в кроне тополя, мягкими, золотистыми лучами. И уже не хочется подольше поваляться в постели или позволить себе  «встать не с той ноги». Такое утро побуждает к жизни, к действию. Если и дальше повезёт с погодой, то засыпая поздним вечером, можно насладиться шелестящей мелодией тополиных листьев, рождённой стараниями лёгкого ветерка.

Всё в этом дереве было сбалансировано согласно законам природы и хорошее и плохое, и коварство и открытость, опасность и оберег для окружающих, незащищённость и недосягаемость, одним словом, всё, как и в человеке, в момент его сотворения Создателем. И вряд ли входило в планы высших созидательных сил учитывать, что какая-то линия электропередач так бесцеремонно вмешается в естественный процесс бытия.

А сколько судеб, личных драм, счастливых встреч и даже смертей видел тополь.

Днём в тени листвы на скамейках часами просиживали старики – пенсионеры, бабушки и дедушки в основном одинокие, давно похоронившие свои вторые половины, вели свой бесхитростный разговор о родственниках, о маленькой пенсии, а иногда даже о политике, пропуская через собственное понимание телевизионные новости и выдавая совершенно новый, удобоваримый для них продукт. Время от времени кто-то из них, чертыхаясь, брезгливо сбрасывал с себя толстую зелёную гусеницу, упавшую с тополя, или, кривясь, выдирал из волос смолистую почку. Известная всему дому сварливая бабёнка по прозвищу Баталия в такие моменты не упускала случая в очередной раз указать на бесполезность дерева, которое надо бы спилить, тем более что оно совсем не пропускает солнце в её комнату. Вообще-то настоящее имя Баталии было Виктория, что в переводе на русский язык означает «Победа», но победа в частых перепалках, затеваемых ей самой, была для этой особы не столько важна, сколько сама свара, поэтому местные остряки вместо Виктории называли её Баталией. С недавнего времени у неё появился новый враг – тополь. Толи раздражал он скандалистку своими исполинскими размерами и молчаливым благородством, на фоне которого сама Баталия выглядела суетливой букашкой, толи в силу своего характера во всём и всех могла разглядеть только плохое. Исподволь, постепенно Баталия начала компанию по подготовке общественного мнения к ликвидации ненавистного дерева, но поскольку вела она эту компанию своими скандальными, далёкими от дипломатии методами, поддержки своей активности среди жителей подъезда Баталия не нашла и решила действовать самостоятельно: подрядила на это дело известного шабашника и пьяницу Антоху Лялина, тот для порядка покуражился, потом согласился, но потребовал плату в размере двух бутылок водки, причём, водка вперёд. Баталия попыталась организовать на акцию жителей подъезда, чтобы вышло не так накладно по цене, но одни отмахнулись, зная авантюрную натуру соседки, другие, представив себе вместо тополя голый участок с торчащим пеньком, просто грубо послали её по известному адресу. Так ретивая баба осталась непонятой в своей священной борьбе с тенью, но от планов всё же не отказалась.

В назначенный день, Антоха явился к подъезду с видавшей виды пилой «Дружба», Баталия вручила ему оговорённый гонорар, половину из которого он выпил здесь же.

- Это для поднятия тонуса, объяснил Лялин и стал настраивать механизм своей пилы, но процесс затягивался, а движения Антохи становились всё неувереннее, наконец, утомившись окончательно, он привалился спиной к тополю и закурил, папироска его добила окончательно. Его тело безжизненно сползло по стволу дерева и к дальнейшим действиям по выполнению заказа было явно не способно. Баталия с остервенением, но безрезультатно долго тормошила горе-подрядчика, а тот, уронив голову на грудь, бессвязно бормотал: «… красоту губить?...Не желаю… природу – матушку… а ты -пиявка… тебе бы всё пилить…».

На следующий день Антон Лялин вновь позвонил в дверь Баталии. Виновато пряча глаза, он стал мямлить что то вроде: «… Я всё исправлю… не рассчитал малость… сейчас всё сделаю…».

- Очухался, скотиняка, быстро заводи свою механизму и исполняй, что следоват, прошипела Баталия.

- Угу, - глухо буркнул Антоха, - я сей момент, только… только мне бы подлечиться. Наученная вчерашним горьким опытом Баталия скривила губы в недоброй улыбке и ехидно протянула:

- Не…е…т, болезный мой, сперва дело, потом лечение. И несолоно хлебавший Лялин побрёл к злосчастному тополю, у ствола которого уже была прислонена пила «Дружба».

Но, видимо, не пришло ещё время умереть дереву-долгожителю, какие-то силы хранили его. Уже завизжала пила, уже посыпались первые опилки, но вдруг лязгнула порванная цепь, секанув по щеке самого пильщика. Антон заглушил механизм и, вытерев кровь со щеки, принялся чинить цепь. Привлечённые вознёй Антона вокруг тополя, вокруг него постепенно стали собираться жители дома.

- Ты чего это удумал здесь охламон, кто разрешил? Решила первой прояснить обстановку многодетная мать с третьего этажа.

- Варварство какое! Негромко произнесла предпенсионного возраста учительница Калерия Сергеевна.

- А может оно и лучше, спилить-то, прогнусавил бывший ответственный работник Фунтиков, а то от пуха задохнуться можно.

Антон Лялин пытался что-то говорить в своё оправдание, при этом отыскивая взглядом Баталию, слабо надеясь найти в ней поддержку и спасение. Но Баталия до поры, видимо, не хотела ввязываться в спор, стояла позади всех и только зло щурилась.

- Ты вот чего, Антоха, пробасил вышедший вперёд крепкий старик, бывший путеец Зяблов, забирай свою жужжалку и иди от сюда, от греха подальше. Лялин покорно собрал детали, пилу и поплёлся домой.

 Наконец, не выдержав, выбежала вперёд Баталия.

- Стой алкаш, заблажила она, стой, справляй своё дело. Лялин не реагировал.

- Люди, да что же это, повернувшись, обратилась она к соседям. Он же у меня целую литру вылакал, а тополина то, как стояла, так и стоит. Да я в исполком пойду, я на всех управу найду, и уже обессилив от собственной злобы почти рыдая, закончила:

- Сталина на вас нет…

 Люди, не обращая внимания на истерику сварливой соседки, постепенно стали расходиться.

На этот раз тополь устоял. Глупость и злоба, помноженные на патологический авантюризм оказались бессильны перед естеством природной мудрости. Дерево, как и прежде величаво покачивало своей тёмно-зелёной кроной, умиротворяюще шелестя листвой. Казалось, его совершенно не беспокоила рана, нанесённая ржавой пилой Антохи Лялина.

Как любой живой организм тополь обладал способностью к самовосстановлению как телесных, так и душевных ран. Была ли душа у тополя? Уверен, была! Иначе как объяснить те эмоции, то настроение, которые можно испытать, находясь в непосредственной близи с этим молчаливым исполином.

Глядя на него, не могло даже возникнуть мысли о том, что когда-нибудь его век закончится, тем более, трудно было себе представить, что век этот закончится раньше отмеренного природой времени. Устояв однажды перед злобой, глупостью и авантюризмом, устоит ли перед бездушием холодного расчёта, поданного под соусом здравого смысла.