Чего больше хотелось? Произвести впечатление или попросить совета, он и сам толком не знал, скорее и то и другое. Но теперь, после состоявшегося уже разговора с подобными откровениями решил повременить, опасаясь тупиковых вопросов со стороны мудрого старика по поводу сюжета рассказа, тем более, что сюжет и для самого автора казался не совершенен отсутствием чётко выстроенной схемы, некоторой размытостью.

- Ну что же вы замолчали, ведь вам хочется поговорить о своём рассказе, совершенно обыденно и абсолютно неожиданно для Тихомира произнёс Маэстро.

- Как?… -  изумлению сочинителя не было предела.

- Да, да, я имел удовольствие ознакомиться с вашим «Тополем» и вот что я вам скажу: не надо стесняться своих привязанностей, своего скепсиса по поводу некоторых вещей и даже иронии граничащей с сарказмом. Вы, я надеюсь, не ставили задачу: создать литературный шедевр, а значит всё нормально.

- Конечно, это не шедевр, но всё же... - голос и интонация Сочинителя вдруг приобрели жёсткость и даже некоторый вызов. Чувствовалась реакция на ущемлённое самолюбие, и он с напускной важностью продолжил: «… В конце концов это только мой взгляд и больше не чей, и, может, в этом его уникальность». Маэстро чуть заметно улыбнулся, глотнул чая, медленно и спокойно поставил чашку в блюдце.

- Вы напрасно так реагируете на мои слова. Могу вас успокоить, появление шедевров, в первоначальном смысловом значении этого слова, в ваше время  невозможно в принципе, и не только в литературе, но и в живописи, и в архитектуре, и в музыке.

- Почему вы так считаете? Маэстро посерьёзнел и со вздохом произнёс:

-Начну из далека. Вы знакомы с теорией пассионарности Льва Гумилёва и её влиянием на этногенез?

- В общих чертах.

- Я вам напомню, - и Маэстро в классической лекторской манере, что казалось для него не свойственно, стал излагать основные положения Гумилёвского учения. - Как известно, Лев Николаевич выделяет восемь отражённых в истории стадий возникновения, развития, и умирания этноса, хотелось бы внести сюда собственную поправку, говоря не об отдельных этносах, а о человечестве в целом. Итак, опуская фазу пассионарного толчка, поскольку он никак не отражён в истории, следующие четыре, как бы накапливают необходимый багаж для будущих прорывов человечества во всех сферах, в том числе и в культуре, и не только накапливают, но и время от времени организуют эти прорывы. Наконец наступает шестая инерционная фаза - медленный спад пассионарности на уровне около оптимального, наступает общее процветание. Именно здесь весь накопленный человечеством багаж выплёскивается в виде культурных шедевров. Но за инерционной фазой следует стадия обскурации - спад пассионарности ниже нормального уровня, упадок и деградация. На этой стадии создать что-то своё, по настоящему гениальное, неповторимое почти не возможно, потому что всё и обо всём уже сказано и сказано самым высоким слогом, а то, что не сказано, видимо просто находится за гранью земного гения, согласитесь, не все чувства можно выразить в слове, камне, холсте.

- Вы считаете, что мы находимся как раз на этой стадии?

- Я скажу больше: вы приближаетесь к границам обскурации и агонии, это следующая стадия в теории Гумилёва.

- Да, невесёлая картина, - задумчиво произнёс Тихомир. - Но насколько я знаю, теория Гумилёва спорная и не принята многими историками и культурологами.

- Естественно, Лев Николаевич не был ни пророком, не проводником божественных откровений, но тогда объясните мне, почему некогда неприложные истины, веками хранившие основы человеческих взаимоотношений, сегодня переведены в категорию пустых условностей?  Почему ваши, так называемые деятели культуры, не поднимают человека до уровня действительно культурного человека, а сами опускаются в своих «творениях» до инстинктивных потребностей обывателя, - он сделал паузу и глядя куда-то в сторону продолжил уже не в качестве вопроса, а скорее размышляя, - правда есть другая крайность – элитарное искусство, этакая амброзия для сверх интеллектуалов, - и снова повернувшись к Тихомиру, продолжил, - но в силу его кастовости оно не может серьёзно влиять на общие тенденции обмирщения человека».

Сочинитель в принципе был согласен с тем, о чём говорил Маэстро, но поскольку разговору изначально был задан полемический тон, Тихомир незаметно для себя втягивался в эту полемику, а следовательно пытался найти аргументы для возражения.

- Жизнь не стоит на месте, меняются реалии, а значит, и в творчестве идёт поиск нового слова, новых  форм его доведения до людей, как, к стати, на любом историческом  изломе. -Попытался он дать всему сказанному универсальное, штампованное объяснение.

- Ну что же, серьёзные стремления к новаторству действительно ещё наблюдаются у отдельных индивидов, но чаще всего за новое слово выдаётся уже когда-то и кем-то сказанное, только произнесённое по новому. По большему счёту всё это подражание, не спорю, иногда очень талантливое. Что касается новых форм, то в большинстве это банальный эпатаж , и что особенно выглядит нелепо, это когда испытанное временем,  в самом высоком смысле классическое произведение, облачают в примитивную, но зато очень привлекательную, с физиологической точки зрения обёртку, а иначе ведь ни кто ни смотреть, ни слушать, ни читать не будет.

- Но я же говорю: таковы реалии времени, да вы и сами подтвердили это теорией Гумилёва, говоря о закономерности смены фаз развития… Маэстро не дал договорить, и в азарте спора совершенно забыв о остывающем чае, тут же парировал:

- Во-первых, я говорил, что Гумилёва нельзя воспринимать как пророка, а во-вторых, как удобно у вас получается: что бы ни происходило, вы всегда ищите причины не в себе, а в каких-то абстрактных сущностях. У вас нищает народ – виноват кризис, обмелела, позеленела речка – виновата озоновая дыра, проблемы с нравственностью, с культурным уровнем – виноваты реалии времени: интернет, телевидение и прочая дребедень. А что, спрошу я вас, кризис - это монстр, появившийся неизвестно откуда и питающийся исключительно деньгами и товарами? Или озоновая дыра, лохматая мерзкая пакостница, которая напустила в реки химикатов и высосала все родники? А вот ещё, реалии времени, наверное, это хвостатые и рогатые бесы, вырвавшиеся из преисподней, чтобы совращать неокрепшие души. - Последние слова Маэстро говорил с иронической усмешкой.- Нет дорогой мой, всё делается руками и умами людей. Объективности, по крайней мере в отношении обсуждаемых нами вопросов, вовсе не существует, потому что всё происходит от конкретного субъекта – человечества. - Маэстро немного помолчал, потом вдруг поднял в верх на уровне подбородка указательный палец, как бы фиксируя пришедшую внезапно мысль и прищурив глаза произнёс. - И вот, ещё,  возвращаясь к вопросу о появлении новых шедевров, я не совсем прав, апокалиптическая тематика, фрейдовские страсти прямо так и изобилуют всяческими новациями, от спецэффектов до психиатрических изысков, но вряд ли всё это работает на жизнеутверждающий результат.

- По вашему получается, человечество выработало свой полезный ресурс и теперь доживает остаток дней в конвульсиях вызванных созидательной импотенцией

- Странно, что вы задаёте мне этот вопрос, ведь судя по содержанию второй части вашего рассказа «Тополь», это не я, а вы так считаете, а я только от части с этим согласен.

ТОПОЛЬ

Максим Евгеньевич Смакович был, как сейчас принято говорить,  руководителем новой волны. Волна эта зарождалась и набирала силу ещё во второй половине восьмидесятых годов двадцатого века. Чтобы попасть на её гребень, целое поколение, чуть ли не с самого раннего школьного возраста, как губка впитывало в себя новые жизненные ориентиры, понятия о счастье и благополучии, всё то, что ещё относительно недавно,  родители этого поколения считали чем-то недостойным, неприличным, или по крайней мере, не заслуживающим внимания. Такие идолы, как успешность и карьера, всецело завладели душами многих и многих, при этом средства достижения предлагается выбирать самому соискателю: «не важно как, важен результат».

Усвоив наиболее важные алгоритмы, предлагаемые новыми веяниями, Максим Евгеньевич, естественно не пошёл по стопам своих некогда очень уважаемых родителей – известных в городке врачей. Он решил стать экономистом, уверовав в то, что экономика сегодня решает всё. Кстати, родители не противились этому, хотя и были медиками в пятом поколении, но за последние годы, окончательно убедившись в бесперспективности выбранной когда-то профессии, не желали сыну своей доли.

Младший  Смакович не был беспринципным человеком, скорее с детства он был не по годам целеустремлённым. Летом, когда ребетня бесцельно слонялась по окрестностям, исследуя заборы, чердаки, списанную на предприятиях технику, томилась на речном берегу, Макс добросовестно читал программные произведения по литературе, заданные на летние каникулы. С началом нового учебного года полностью погружался в учёбу, правда все его старания ограничивались строго школьной программой, за исключением разве что математики, которую он не то чтобы любил, за то очень хорошо понимал её значимость для будущей карьеры.

Далее всё по схеме: экономический факультет в престижном университете, диплом с отличием, аспирантура и работа на кафедре. И вдруг программа дала сбой: работа на кафедре не приносила больших доходов, да и защита кандидатской ещё не гарантировала получения «хлебного места», слишком уж много соискателей, а годы шли. Перед Максимом Евгеньевичем встала новая задача пересмотра избранного пути. Причём, для решения этой задачи Смакович отмерил для себя минимум времени.

Именно с этой задачей он и появился в родном городке, где его, конечно, помнили, а учителя двух местных школ, в которых в разные годы учился Максим, постоянно приводили его в пример своим вскормленным чипсами и интернетом чадам . Момент возвращения был выбран не случайно. Старый глава города в очередной раз собирался выйти на пенсию. Его возраст давно уже перевалил за пенсионную черту, но как говориться: старая гвардия без боя не сдаётся, а кроме того, население вверенного ему поселения было настолько инертно, что десятилетиями жило по принципу: «Что ни поп, то и батька». Вот, это позеленевшее болото и решил оживить господин Смакович свежей струёй экономических решений, новыми подходами в руководстве и, конечно же, в качестве вознаграждения поднять собственное благосостояние.

Учитывая репутацию Смаковича среди горожан и их подсознательное стремление к переменам, вожделенный пост Максим Евгеньевич получил относительно легко и после поздравительных речей, искренних и не очень, после визитов всяких начальников с высокопарными заверениями работать в одной связке, наступили напряжённые будни нового Мэра.

Читать дальше.