Дед Лимон
Писателю, которого большинство, скорее, знает как бунтаря и политика, стукнуло 75
Да, партийная кличка Дед Лимон теперь вполне соответствует нынешнему образу писателя Савенко-Лимонова. Когда-то его, подобно Бакунину, можно было бы назвать Этной Везувьевичем. Теперь Эдуард Лимонов, конечно, не тот. Он ест полуфабрикатные котлетки из ближайшего супермаркета. Так и хочется вспомнить фразу классика о Льве Толстом: бил себя в грудь и ел рисовые котлетки. Просит газету «Известия» поднять гонорары за его колонки. Хвалит власть за внешнюю политику и Крым, оставаясь в душе непримиримым оппозиционером всему, от чего отдаёт буржуазностью.
На склоне лет он, наконец, стал отцом. И хоть нынче опять в разводе, ничего не слышно о его некогда бурных романах, когда его имя связывали даже с несовершеннолетними. Он по-прежнему входит в невообразимое число разного рода оппозиционных организаций, в основном ностальгирующих по былому имперскому величию. Но большинство этих контор, скорее, напоминают облака: то они есть, то вдруг тают вдалеке.
Эдуард Лимонов (в центре)
Его главное детище, Национал-большевистская партия, не зарегистрировано. И когда-то Лимонова сравнивали с попом Гапоном: мол, он втягивает молодых, честных и чистых ребят в бессмысленные авантюры типа разгрома приёмных министерств. В результате мальчики, многие из которых — последняя опора своих матерей, садятся. А сам их духовный вождь в очках под Троцкого остаётся в стороне, вербуя новых жертв своих амбиций.
И всё-таки жизнь и судьба Лимонова — материал для нескольких горячих биографий. Удостоиться в 20 с небольшим лет от самого Андропова звания «антисоветчика». Пройти эмиграцию с высоко поднятой головой. Оказаться слишком просоветским и антибуржуазным в «Новом русском слове». Опубликоваться впервые в советской прессе без своего согласия со статьёй о неприятии американской общественной системы. Работать на левые силы во Франции, печататься в скромном бумажном журнальчике Revolution. И так достать местный истеблишмент, что контрразведка стеной стояла против вручения ему французского паспорта.
А войны шли одна за другой. Таджикистан, Балканы, Приднестровье. Их кровавая романтика ураганом несла Савенко от одной горячей точки к другой, а заодно возвращала вновь и вновь за письменный стол, поскольку почерпнутые в кровавом хаосе впечатления превосходили любое писательское воображение.
Эдуард Лимонов
И даже попав в тюрьму, которую он воспринял как естественное продолжение бесконечного процесса познания мира, Лимонов восхищается мелодикой сочетания стука ложек об алюминиевые миски с постоянно звучащей в столовой ударной музыкой «Рамштайна». Ведь тюрьма для него — это новая книга. А значит, надо просто встроиться в ритм. В тюрьме он продолжал сочинять, используя ресурсы местной библиотеки, которую корил за не слишком богатый подбор литературы.
Лимонов по-прежнему перпендикулярен всему, чему только можно. Его апостолы из «Другой России» по наследству воюют повсюду — от Донбасса до Сирии, честно проливая свою кровь за когда-то выбранные идеалы, а сам Лимонов называет святотатством именование погибших бойцов ЧВК наёмниками. По нему выходит, что наёмники — его пишущие коллеги, выполняющие волю своего начальства.
Да и старые пристрастия не ржавеют. Потому Лимонов обращается к французским властям с требованием освободить из узилища Шакала — одного из самых разыскиваемых террористов семидесятых–восьмидесятых Ильича Рамиреса Санчеса, получившего уже несколько пожизненных сроков. Для Лимонова он не столько террорист, сколько борец со всё тем же пошлым буржуазным обществом.
Книги Эдуарда Лимонова
Эдуарду Лимонову не то уже, не то ещё 75. И ни один язык не повернётся больше назвать его Эдичкой. Впрочем, на злые языки, что для одних страшнее пистолета, он давно не обращает внимания.
«Умрёшь недаром, дело прочно, когда под ним струится кровь».
https://news.ru/politika/ded-limon-i-hod-vremen/