- Вы слышали? Говорят, Микробушкину дали пенделя.

- Как? Самому Микробушкину ?! Пенделя?

- Нет, не может быть.

- А может быть, дали пенделя в переносном смысле? Ну... это, так сказать, аллегория.

- Ничего не в переносном, а в самом прямом. Подкрались сзади, дали пенделя, да

так, что он еле на ногах устоял.

- Надо же. Самому Микробушкину... пенделя!

- И кто же отважился на сие неслыханное безрассудство? Неужто кто из наших?

- Герой пожелал остаться неизвестным, его никто не видел. Известно только, что,

пока Микробушкин, склонившись в непристойной позе, самозабвенно

рассматривал на схеме только что открытые новые эрогенные зоны вверенной ему

территории, кто- то подкрался сзади и... Ну вы понимаете,... а потом бесследно

скрылся.

- Ошибаетесь, коллега, след всё - таки остался, на брюках. Причём, на очень

интересном месте, я сам видел.

- След, говорите, остался? И как же он выглядит?

- Да обыкновенно, серо-белый такой, сорок второго или сорок третьего размера, на

крупном протекторе, в ёлочку.

- Кто бы мог подумать, самому Велизарию Микробушкину...

Вот такой нездоровой суетой, подкреплённой чёрт-те какими слухами, встретили утро нового рабочего дня сотрудники «Центра эмпирических исследований эрогенных зон социума». А над головами участников несанкционированного обсуждения столь щекотливой темы в электронном свечении и мигании красовался огромный чёрный экран, на котором схематически изображённый социум был представлен чуть не полным спектром цветовой гаммы. Красный цвет обозначал уже открытые эрогенные зоны, жёлтый цвет - исследуемые зоны, белый цвет - зоны, которых ещё не коснулись вездесущие социоаналитики из конторы Микробушкина и ещё много всяких цветовых оттенков, указывающих на степени агрессивности и пассивности, на стадии изученности и так далее. Но судя по доминированию на экране красного цвета, можно сказать, что работа в центре была поставлена с размахом.

По коридору, в направлении своего кабинета, семенящим шагом, нервно подёргивая плечом, шёл сам Велизарий Микробушкин. Его дробненькая, тщедушная фигурка была крючковато сгорблена больше обычного, и хотя немигающие, водянистого цвета глаза были распахнуты настежь, взгляд был направлен в никуда. Шеф учреждения замедлил шаг, поравнявшись с вмиг притихшими подчинёнными, исподлобья посмотрел на них, чувствуя недоброе их отношение к

собственной персоне и ускоряя шаг, бросил: «Трепетухин, зайдите ко мне».

Аполлон Трепетухин, заведующий одного из отделов центра, коротко выдохнул и,

чтобы коллеги, не дай бог не разглядели в нём признаков трепетного отношения к

начальству, демонстративно-разухабистой развалочкой отправился в сторону

приёмной. Но коллегам было не до реакции Трепетухина, они внимательно разглядывали

быстро удаляющуюся нижнюю часть тыльной стороны своего патрона. Следа не

было. Спустя некоторое время Аполлон Трепетухин, тщательно изображая на лице

подобострастие, стоял перед почти по уши утонувшим в директорском кресле

Микробушкиным.

-А скажи-ка мне, Аполлон (в голосе директора угадывался тон панибратского

превосходства). Кто у нас разработчик главного преобразователя энергии

эрогенных зон в социально активную субстанцию?

- Я, - промямлил Трепетухин.

- И когда же будет результат?

- Простите, патрон, но обстоятельства так сложились, что теоретические наработки

требуют эмпирической базы, так сказать, подтверждения опытом.

- Ну так, в чём же дело?

- Видите ли, нет подходящих сотрудников для работы на данном участке проблемы.

На одних эрогенные зоны давно не действуют, на других же их действие

проявляется в виде нежелательных, побочных явлений... Я Вам больше скажу, -

Трепетухин, до шёпота понизив голос, зашипел: «Не исключено, что неприятный

случай, произошедший с Вами, не что иное, как результат этого проявления».

- Ах, даже так?

Микробушкин даже на какое - то время впал в замешательство, но быстро оправившись, многозначительно произнёс:

- Надо бы подумать о реструктуризации вашего отдела. Кстати, ты случайно не

знаешь, кто это меня.. ?

Трепетухин понял, что взболтнул лишнего, вдруг замкнулся, сменив на лице маску подобострастия придурковатой физиономией.

- Что-о? - с наивно глуповатым видом переспросил Трепетухин.

- Ну, это..., - Микробушкин заговорчески, одними глазами кивнул через плечо.

- Что-о ? - опять спросил Трепетухин.

- Ну того, - и Микробушкин повторил свои манипуляции глазами.

- Не понимаю Вас,- пожал плечами Трепетухин. Получилось почти искренне.

- Иди работай, - уже зло произнёс Микробушкин и с озабоченным видом, охватив

голову руками, склонился над листом бумаги, на котором ещё вчера, по горячим

следам эксперты сделали фоторобот подошвы от злосчастного пенделя.

Следующим был вызван в кабинет начальника специалист мониторинговых технологий по отслеживанию влияния эрогенных зон на социум Нерон Прокрустов, мрачный, желчный человек, в круглых очках с толстыми линзами, не терпящий никаких и ни в чём импровизаций. «Всё должно быть в рамках системы», - любил повторять он.

Директор Микробушкин, который никого не мог уважать согласно своему статусу, всё же с некоторым почтением относился к Прокрустову, отдавая должное его скурпулёзности в вопросах сохранения системы. Сегодня Микробушкин, согласно утверждённой циклограмме, должен был выслушать своего подчинённого на предмет мониторинговых технологий.

Прокрустов с готовностью раскрыл папку, заполненную несколькими листами (это придавало ему уверенности при отчёте), и сухим потрескивающим голосом, не допускающим эмоций - иначе это будет выход за рамки системы - монотонно стал читать:

- Вверенный мне отдел разработал многоступенчатую систему мониторинга

влияния эрозон на социум... - Дальше шёл малопонятный Микробушкину текст,

но он терпеливо слушал, временами хмыкая, подёргивая бровью, многозначительно

кивая. В целом создавал впечатление глубоко вникающего в проблему человека.

Однако, устав создавать такое впечатление, директор центра внезапно прервал

подчинённого на полуслове и с лёгким раздражением стал произносить не

запланированные ранее фразы:

- Нет конкретики, дорогой коллега. Как Вы объясните с точки зрения

мониторинговых технологий тот вопиющий случай со мной, о котором, я

подозреваю, говорит уже всё учреждение? Был ли предвиден Вами такой результат?

Прокрустов несколько замешался, ведь вопрос был не запланирован, а значит, не запланирован был и ответ. И ужас был не в том, что под рукой не оказалось заготовленного ответа, а в том, что случился сбой в системе. Так и до хаоса недалеко. Но вопрос был задан, и надо было отвечать.

- Уважаемый патрон, наше учреждение находится в пределах активнейшей

эрогенной зоны, в которой наш социум, состоящий, как известно, из подчинённых

Вам сотрудников испытывает различные формы её влияния. Эти формы не всегда

предсказуемы. Согласно научной теории Фрейда, сексуальная энергия или

«либидо», распространяемая зоной, не используемая по своему прямому

назначению в силу возраста, физической и эмоциональной изношенности

сотрудников, сублимируется в самых неожиданных проявлениях. - Прокрустов

сделал паузу, борясь со смущением, снял очки, тщательно протёр их носовым платком и, несколько заикаясь, что было ему не свойственно, произнёс сакральную фразу:

- Строго говоря, то, что произошло с Вами вчера, и было проявлением

сублимированной либидо.

- Что Вы имеете в виду? - ещё на что-то надеясь, спросил Микробушкин.

- Я имею в виду... Да, да, тот самый, извините за выражение, пендель.

- Да, но посягательство на авторитет, это...

- Возможно, это даже не посягательство, а совсем наоборот, - признание

авторитета, его, так сказать, новая форма.

- Вы уверены?

- Нет. Но в любом случае, это грубейшее нарушение в работе системы, а если

рухнет система, то злосчастный пендель покажется невинной шалостью.

Прокрустов, наконец, был отпущен из высокого кабинета, а Микробушкин

почувствовал, как из- под его ног уходит земля. Ему было жизненно важно знать,

кто же этот монстр, порождённый, как утверждает Прокрустов, активностью

эрогенной зоны? Нельзя управлять людьми, имея в душе столь унизительный

отпечаток.

- Стоп, - подумал Микробушкин, - почему на душе? Ведь пендель пришёлся совсем

на другое место. А почему на другое? Если, как предположил всё тот же

Прокрустов, пендель - новая форма признания авторитета, то почему душа не

может находиться в месте, где до сих пор было обиталище геморроя. Да... это

вопрос!

Наверное, точно так же удручённо много лет назад рассуждал над неожиданным изломом своей судьбы бывший начальник Микробушкина Нафаноил Страстотерпцев, также получивший однажды пенделя неизвестно от кого... А ведь это был никто другой как молодой сотрудник Велизарка Микробушкин. В ту пору он был ещё стажором с мизерной зарплатой и подрабатывал мытьём пробирок и колбочек после регулярных застолий более маститых сотрудников. То ли унизительная зарплата, то ли недоступность к пробиркам и колбочкам в моменты, когда их содержимое представляет больший интерес, чем проточная вода, сделали его восприимчивым ко всякого рода аппозиционным и даже диссидентским идеям.

Атмосфера учреждения, которое тогда носило совсем другое название - «Институт догоняющих и обгоняющих технологий» - (сокращённо «ИДиОТ»), бурлила скрытыми протестами, а эпицентром бурления была курилка. Для всех протестующих и критикующих она была почти тем же, чем мюнхенские пивные 20-х годов для перегруженных комплексами немцев. Здесь, в курилке ИДиОТа, не щадя собственного здоровья и рабочего времени, сотрудники выпестовали свою главную программную идею о замене названия института, потому что жить и работать под вывеской «ИДиОТ» дальше было нельзя. В конце концов, катастрофически падал пристиж не только учреждения, но и всей державы. Наиболее смелые даже пытались открыто высказать свои соображения по этому поводу. Их, конечно же, выслушали, похвалили за смелую, конструктивную критику, а потом по-тихому кого-то уволили, кого-то понизили в должности (ну конечно же, не за критику), а кто-то просто бесследно исчез. И тогда самые непримиримые перевели свою борьбу в режим латентности, время от времени покусывая ненароком зазевавшееся начальство. Среди таких непримиримых был и Микробушкин. Правда, протестуя в латентном режиме, он подрастерял былую революционную стать, стремление к скрытности и незаметности скривило и истончило его и без того не атлетическую фигуру, а данное природой выражение лица потерялось среди постоянно меняющихся масок.

Но однажды пришёл его звёздный час! Это произошло в институтском туалете. Велизарий Микробушкин зашёл туда по какой-то своей надобности и увидел, как старенький директор Нафаноил Страстотерпцев тщательно намыливает лицо руками, при этом глаза его крепко зажмурены, а задняя часть корпуса вызывающе нагло всем своим видом провоцирует на решительные действия. И.. Микробушкин решился. Он скорее инстинктивно, чем обдуманно, двинул ногой по дряхлой корме главного флагмана родного института, вкладывая в удар всю нерастраченную силу идейного борца, после чего молниеносно скрылся в ближайшей кабинке. На утро следующего дня из всех сотрудников «ИДиОТа» имя террориста не знал только сам Страстотерпцев. Сначала он в порыве праведного гнева метался по всему институту, отыскивая крамольника. Затем с видом развенчанного авторитета, получившего чёрную метку, каждому встречному и поперечному доказывал, как много сил он положил на алтарь процветания родного учреждения и, наконец, расписавшись в собственном бессилии, снедаемый чувством неотомщенного унижения, тихо сошёл на пенсию.

В «ИДиОТ» ворвался свежий ветер перемен. Собрания следовали за собраниями. Решались два главных вопроса: «Кто станет новым директором?» и «Как переименовать учреждение?».

По первому вопросу директором единогласно был избран главный герой-возмутитель Велизарий Микробушкин. Принятие решения по второму вопросу несколько затянулось. Вывеску сменить - это вам не директора переизбрать, ведь новое название должно отражать и новизну проблем, желательно тех, которые уже давно стали приоритетными на просвещённом Западе

Наконец название предложил сам Микробушкин: «Центр эмпирических исследований эрогенных зон социума», но поскольку первые буквы каждого слова нового названия никак не складывались в удобоваримую аббривиатуру, было предложено дать центру всем понятное и даже в какой -то степени романтическое название: «Эробиоток». Было в этом названии что- то от древнегреческого бога Эроса и от не вполне научной биоэнергетики, и от общепризнанного авторитета естественнонаучных законов. По поводу столь радикального обновления в центре был устроен большой приём с банкетом. На входе в здание закрасовалась свежая вывеска, украшенная названием центра, исполненным в славяно-готическом стиле. Под надписью художник изобразил вновь утверждённый логотип учреждения: обувная подошва на крупном протекторе в ёлочку.

В пылу банкета, когда все друг друга уже страстно любили, единогласно был утверждён корпоративный праздник во славу судьбоносного пенделя.

Отгремели победные фанфары, погасли праздничные фейерверки, сотрудники центра привели в порядок свои организмы шипучими лекарствами и погрузились в атмосферу новых малоизученных проблем. И всё бы было ничего, но на каком-то этапе Микробушкин почувствовал, что результаты работы вдруг стали давать неожиданный эффект. То ли принудительная активизация эрогенных зон в социуме, то ли открытие новых каналов для сублимации сексуальной энергии, стали непредсказуемым образом влиять на поведение этого самого социума. Так, совсем недавно на главной площади прошла мирная акция под лозунгом: «Нет первичным и вторичным половым признакам!» А на первое мая состоялось второе пришествие сразу четырёх мессий: Христа, Мухамеда, принца Гаутамы (Будды) и Моисея. Демонстрируя собравшимся взаимную любовь, в порыве талирантности они зажигательно исполнили греческий народный танец «Сертаки» и на четыре голоса спели «Хава Нагилу».

- И это бы ничего, - размышлял Микробушкин. Но и в вверенном ему центре чувствовался сквознячок брожения, особенно его беспокоили нездоровые взгляды сотрудников, которые фиксировались на его нижней тыльной части. «Да что они, с ума все посходили, - колотилась в нём мысль.- Не могут же все сразу изменить ориентацию, неужто доработались?»

И вот она, развязка: грубый, банальный пендель. После разговора с Прокрустовым мысли то выстраивались в ряд, то путались, то наталкивались на стену безысходности. Ясно было одно: со всем этим надо было что-то делать. А что? Прикрыть все программы центра? Но это значит - признаться в ошибочном выборе проблемы, а что скажут на это вышестоящие органы, в конце концов, что скажут зарубежные партнёры, ведь это не без их дружеского участия произошла революция в «ИДиОТе». Кстати, о названии. Не пора ли сменить вывеску, может

быть, в ней-то вся проблема. Устарело название, требует обновления, разве не с этого начиналась бурная карьера Микробушкина? Мысли директора прервал голос секретарши, с металлическим лязгом вырвавшийся из селектора:

- Велизарий Власьевич, Вас срочно вызывают в кураторский совет Мэрии на

совещание.

- Ну вот, началось, - вслух обречённо выдохнул Микробушкин. А ну как и по членам совета прошлась волна неконтролируемого либидо, тогда уж пенделем точно не отделаешься.

С недобрыми предчувствиями, ещё недавно могущественный директор центра

«Эробиоток», отправился в Мэрию. Вопреки опасениям Микробушкина, кураторский совет встретил его сдержанно вежливо. Во главе длинного стола, отливающего древесиной благородных пород, с величавым и таинственным видом сидел сам Экселенц-куратор. По правую и левую стороны стола расположились кураторы рангом пониже, впрочем, некоторые из них по величавости и таинственности, как показалось Микробушкину, превосходили главного, более того, они время от времени посылали записочки. Экселенц-куратору, на которые тот, уже не так величаво и таинственно, кивал головой. Наконец председательствующий начал:

- Что это Вы, батенька, так нервничаете в последнее время? Не вижу повода.

- Как же - как же, я столько лет верой и правдой...

- Ну, ну, успокойтесь, подумаешь, задницу помяли.

- И позвольте Вам заметить, всё произошло в рамках тщательно отработанной системы, никаких импровизаций, - дополнил председательствующего куратор рангом пониже.

Микробушкин вздрогнул, это был голос Прокрустова. Велизарий Власьевич вгляделся в источник голоса и оторопел, это был действительно он - Нерон Прокрустов. Но как же он преобразился! Карикатурных очков с толстыми стёклами не было, желчь с лица куда-то исчезла, осанка приобрела барскую вальяжность. Микробушкин, с трудом выходя из ступора (будь, что будет), решил всё же прояснить ситуацию:

- Да, но в социуме происходит что- то необъяснимое, я уже не говорю о том, что за короткое время нам пришлось пережить второе пришествие всех основателей мировых религий, но сегодня по дороге сюда, меня атаковала группа каких-то фанатов, которые требовали проведения рок-фестиваля на митрофаньевском кладбище в поддержку демократического союза юных эксгуматоров.

- А это, дрожайший Велизарий Власьевич, только подтверждает высокую результативность работы нашего центра.

Голос опять показался знакомым. Да это же... Трепетухин. Ну и дела. Между тем Трепетухин продолжал:

- Разве это не доказательство успешного преобразования энергии эрогенных зон в социально активную субстанцию.

- Но если всё не так уж плохо, - совсем осмелев, продолжал полемизировать

Микробушкин. - Тем более в рамках запланированного процесса, Вы могли бы

оградить меня от столь унизительного инцидента.

- Ничего не поделаешь, - без доли сочувствия произнёс Экселенц-куратор,- назрели очередные перемены, а в нашем народе, то бишь социум, всегда приветствовался только революционно-радикальный подход к переменам. У нас, как не странно, через революцию народ утомляется и успокаивается, главное вовремя назначить врагов и героев. Так что, дорогой Велизарий Власьевич, пендель - это такой своеобразный клапан, для сброса избыточных

негативных паров. А иначе - взрыв. Считайте, что Вы необходимая жертва

прогресса.

- А как же теперь со мной? - в голосе Микробушкина вновь появились признаки неуверенности и страха.

- Вы свою миссию на посту директора «Эробиотока» выполнили полностью, центр возглавят другие люди, которые проведут частичную реструктуризацию. Вывеску, конечно, заменим, сами   знаете, это первое дело. Проблемы приобретут новое звучание, хотя в целом... Впрочем, Вам не стоит загружать этим голову.

- А меня.. .на пенсию? - совсем упавшим голосом промямлил Микробушкин.

- Ну, зачем же? - обнадёживающе пробасил Экселенц-куратор. - Поедете на сто первый километр...

- На сто первый? За что?

- Надо же поддержать инициативу с пенделем на уровне широких народных масс. А потом Вам нечего беспокоиться, там, на периферии, нами создан небольшой институтик, занимающийся проблемами влияния зоофилии на продуктивность крупнорогатого скота.   Вот Вы его и возглавите. Должен Вам сказать: дело очень перспективное, кстати, в той же местности и таким же

маленьким институтиком руководит Ваш давний знакомый, я бы даже сказал Ваш крестник, - при этих словах Экселенц - куратор ехидно хмыкнул. Это Нафаноил Страстотерпцев, его коллектив занимается изучением опыта по формированию национальной идеи у народов Суахили, дело тоже очень перспективное, в субсидиях никаких ограничений. Вот видишь, мы своих не забываем, а при необходимости привлекаем, как спасителей отечества или как

его врагов, всё зависит от ситуации.

На прощание Микробушкину вручили красивую почётную грамоту за достижения и внедрение, взяли подписку о неразглашении и стали крепко жать руку, каждый куратор по очереди. И вдруг бывший директор увидел, как медленно, но неуклонно искривляется пространство, лица окружающих стали неестественным образом менять конфигурации, улыбки, как в кривом зеркале, растянулись в карикатурные оскалы. Все они наперебой что-то говорили: то ли напутствия, то ли угрозы, - потом все эти «хари» слились в одноцветно-серую желейную массу, Велизарий почувствовал нестерпимое удушье и, сдавленно вскрикнув, проснулся.

Сознание с трудом возвращалось к реальной действительности. Мысли, подобно расшалившимся без присмотра детям и успокаивающимся с появлением строгого наставника, постепенно начинали адекватно воспринимать суть момента.

- «Велизарий Микробушкин» - это я что ли? - с кривой усмешкой, одними губами была произнесена эта фраза. - Какое дикое сочетание для человека, уже сорок лет звавшегося Валерьяном Ознобышевым.

- А кто   все эти Прокрустовы,   Трепетухины,   Страстотерпцевы,   и   какой

чертовщиной они там занимаются? Бред какой-то. В конце концов, это только

сон и не более, - окончательно проснувшись, решил Ознобышев.

Он подскочил с кровати, открыл окно - по комнате разлилась ласковая прохладная свежесть июльского утра. Умиротворение и безмятежность заполнили всё существо Валерьяна, не оставив в нём и следа от ночных видений. «Мир всё же прекрасен», - подумал он и стал одеваться. Снял со стула аккуратно сложенные брюки, встряхнул их, держа перед собой, и вдруг увидел пониже пояса...серовато-белый след от подошвы с крупным протектором в ёлочку. Слабый электрический разряд неприятно пронзил всё тело Валерьяна Ознобышева. А след на глазах становился всё бледнее и бледнее, пока совсем не исчез.

- Ох, уж эта моя впечатлительность, - натягивая брюки и уже второй раз за утро успокаиваясь, произнёс он.

А ещё через полчаса Валерьян Ознобышев бодро шагал по ухоженным тротуарам любимого города. Он шёл руководить родной конторой по благоустройству и озеленению дворов и улиц. Немного жгло правую ягодицу, но разбираться в природе этого жжения Ознобышеву совсем не хотелось, ведь жизнь в данный момент казалась ему прекрасной.

Юрий ГАЛЁВ

Август 2011г.